all things must pass

Объявление

новости
15.о4 — Доступен новый квест! Все желающие могут принять участие. Не забывайте об очередности в других эпизодах :з

о1.о4 — Подвели итоги марта здесь! Спасибо за вашу активность и поддержку! Вы - любовь!

11.о3 — Новые эпизоды для ММ и Хогвартса уже здесь! Продолжается упрощенный прием в честь открытия!

о8.о3 — До конца марта всех персонажей ждет упрощенный прием: всего 5 пунктов из биографии, остальное по желанию!

о6.о3 — Добро пожаловать на форум all things must pass! Мы ждем самого прогрессивного министра магии, корреспондентов новой газеты the wizaring guardian, студентов Оксфорда, а также детективов из департамента полиции!
пост от феди
она столь прелестная и очаровательная. скромная, забравшая все самое лучшее из всех поколений своего драгоценного рода. не обременена лишними украшениями и тяжелыми тканями. чистая, светлая, свежая. дышит тем духом, который ты пытаешься познать заново, любуясь картинами русских художников, вывешенных в холле твоего дома; читая русских поэтов – собрания которых хранишь в собственном кабинете; посещаешь представления русского балета – всегда в одиночестве, прихватив за собой букет белоснежных роз для примы....
[ читать далее ‣ ]

рейтинг форума 18+

1964 год. Магическую Британию потрясло никем непредвиденное событие: впервые в истории на должность министра был избран магглорожденный Нобби Лич. Несмотря на то, что Лич успел зарекомендовать себя как весьма прогрессивный общественный деятель, который начал свое правление с урегулирования конфликтов с гоблинами, нашлись и те, кто яростно выступал против его назначения. В частности Абраксас Малфой высказался о том, что занимать такой высокий пост магглорожденному неприемлемо и что никогда Британия не совершала такой ошибки...

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » all things must pass » A DAY IN THE LIFE » 1941-1964 - ДОЛГАЯ СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ


1941-1964 - ДОЛГАЯ СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

2

Это оказалось достаточно... неожиданным поворотом. Или стечением обстоятельств. Иронией, карой, платой, местью, случайностью, статистически предсказуемым в контексте происходящих событий итогом, результатом одного конкретного действия в одном большом масштабном событии - не важно, как именно назвать, финал одинаков. Прибыв на очередные летние каникулы (с запозданием, потому что немало времени провёл в домах недавно приобретенных приятелей со Слизерина и в поисках своих корней), Том обнаружил, что приюта больше не было. Как не было и значительной части Лондона, знакомого ему так или иначе. За учебный год не стало; не на страницах газет или разговорах т.н. грязнокровок в мирных стенах, а вот тут, по-настоящему. Заместо того, к чему он, стиснув зубы или "никак", ер всё-таки привык, нашлось куча иных однообразных вещей, и было бы ложью сказать, что они воодушевили Риддла; как и ложью будет сказать, что они его совсем не напугали. И вполне себе как впечатлили.

Улицы, когда-то однотипные, но по-своему приятные, в основном Викторианской эры, лежали в руинах, уцелевшего было мало также. Бомбоубежища, просто убежища, места, подходившие для того, чтобы скрывать или просто принимать выживших. Жизнь в Лондоне продолжалась и не останавливалась, но изменилось многое. И Том пропустил это всё, словно бы вынырнув теперь сюда из совершенно другого мира. Не то чтобы ожидавший, не то чтобы привыкший, не то чтобы готовый; в конечном счёте, теперь официально не имевший, куда возвращаться. Ведь приюта большего не было, как не было всех тех, кого он презирал или ненавидел; как не было тех, кто помнил о Томе Риддле, знал его историю хоть сколько-то, включая сам факт проживания в этом месте. Которого больше не было. Кануло в прошлом.

Но, разумеется, Риддл найдёт, где ему остаться. Он смекалистый, а ещё волшебник; теперь знавший и других волшебников. Вот только... Это правда странно и словно бы не налазило на голову: это то, к чему приводила маггловская война? Их оружие, их самолёты, их бомбы, их горечь? Последнее Том знал на себе, но война, это... Так странно. Так отлично от того мира, в который он попал (неспособного ничего противопоставить), оказавшись в Хогвартсе; там ему понятнее. Там ему нравилось. Там ничего не менялось, но куча возможностей стать сильнее, важнее, значимее. Что (и зачем) же делать здесь, в этом мире, изначально чуждом Риддлу, он не очень знал. Даже и особенно теперь, получив свободу.

Потому, прогулявшись по окрестным улицам, подросток в молчаливом состоянии отрешённости и глубокой задумчивости, граничившей с лёгкой растерянностью, вернулся к воротам приюта; тому, что осталось от здания, теперь мало пригодного для жизни тамошних отбросов. Даже ничего, что его одежда немного отличалась от того, что носили магглы, и сам Том, подросток как всегда очень приятной наружности, выглядел ухоженно, совсем не как тот, кто воспитывался бы в приюте, являлся бездомным или прятался в убежищах, теснясь в церквях, метро да госпиталях.

В голове так много мыслей, но при этом пусто. Так странно. Всё это. Так... бессмысленно. А Том... он в этом всём что? Как?
Устроив руки за спиной, юный маг просто стоял и смотрел. И стоял. И смотрел. Пока на улицах по мере возможностей продолжались движение и жизнь, пока не настала очередная бомбардировка. Их вроде достаточно давно не было.

Отредактировано tom riddle (2022-04-03 03:44)

Подпись автора

http://s7.uploads.ru/O2vYl.gif http://s7.uploads.ru/umOyS.gif http://sh.uploads.ru/Alq9J.gif
« Бездушие — это бездумная и безликая бездна.
Юрий Зарожный

+1

3

[nick]IAN TURNER[/nick]

Это ведь не туберкулёз. Он смотрел на собственные ладони, на которых едва пенилась мокрота с кровавыми прожилками. Голод. Сырой подвал. Кровохарканье. Чахотка. Одно следовало за другим, и эта цепочка опутывала сильнее и сильнее, а в итоге – подталкивала к могиле.
Никому не говори. Он думал об этом каждый раз, когда видел кровь из собственного горла на руках. Может, пройдет пара часов, и он умрет от того, что сгниет изнутри, а может в то самое место, на котором он стоит, упадет одна из фашистских бомб.
Это было не важно. Война показала Йену, что терять нельзя ни секунды, и он вытер рукавом кровь с губ.
В сухом августовском воздухе стоял отчётливый запах пожара. Они все привыкли к гари, которая до слез щипала глаза, к плачу и живущим на улице людям. Таким, наверное, было совсем плевать, и они не прятались в подвалах метро, не прислушивались к звукам тревоги. Йену было не настолько плевать: он думал, что может быть ещё полезен, поэтому его пристанищем и стали чьи-то развалины, а его семьёй – после смерти родителей – гражданская оборона. Пусть это не было похоже на 1940 год – самый страшный год в жизни Тернера, когда он молился впервые за 19 лет, – но по-прежнему было войной.
Поэтому надо было скрывать свою слабость, тихо кашлять по ночам, не обращать внимание на собственную болезненную худобу и редкую лихорадку. Все потом. Он решил отвлечься от этих мыслей и о постоянном назойливом визге воздушной тревоги, которая сейчас звучала только у него в голове. Война показала ему ещё одно свое лицо, уже не такое безобразное, а... Прекрасное? Жизнь продолжалась. Он понял это абсолютно четко, когда погибли его родители, а в эту же ночь кто-то в метро играл свадьбу. Невесте и жениху едва исполнилось семнадцать, но они, наверное, любили друг друга, раз среди разрухи, голода и боли наслаждались только собой. И остальные, кто был в убежище в этот день, на пару часов, делясь едой друг с другой и придумывая невесте наряд из чьих-то лохмотьев, делая букет из газет, тоже были счастливы. Развалины можно было отстроить, сохранить жизнь – сложнее, а не уничтожить человека внутри себя, погрязнув в ярости, практически невозможно.
И сейчас, бредя по улицам города, от которого едва ли осталось что-то знакомое и родное, он думал о том, что обязательно будет в числе тех, кто отстроит его заново, что жизнь не закончилась среди этих руин... По крайней мере, среди них любители играли в крикет.
Наслаждаясь августовским солнцем и теплым воздухом, он не заметил, как дошел до разрушенного приюта. В него попала бомба месяца два назад, и Йен был одним из добровольцев, которые принимали участие в тушении пожара.
Детей уже не осталось – их эвакуировали из Лондона в первые дни войны, – поэтому фигура подростка, стоящего у развалин показалась ему странной. Здесь вообще практически не было никого младше шестнадцати.
Мальчик был одет особенно, словно сошел со страниц какой-то приключенческой книги, волосы чистые, и сам он был ухоженный. Его занесло сюда будто из прошлого, и аккуратный внешний вид выделялся на фоне разбомбленного Лондона.
- Привет, - Тернер подошёл ближе, - как тебя зовут?
Пока Йен не рискнул спрашивать пацана, что он тут делает. Странным было и то, что рядом с ним он почувствовал безотчетный страх, как будто кто-то опять включил в голове воздушную тревогу.

Отредактировано russell fulton (2022-04-08 08:39)

+3

4

Насколько многого Том не знал о (не своей) войне, и насколько это на самом деле не имело значения. Так, если оглянуться и присмотреться, то можно заметить: жизнь продолжается, а кругом так много всего хорошего. Так или иначе, люди во что-то верят, объединены и поддерживают друг друга. Так или иначе, имеют надежду и ищут свет. Так или иначе, не отчаиваются и бьются за волю и право к жизни. Так или иначе, кругом много хороших, светлых и добрых людей. Вот только... это правда не имело значения. Потому что хорошие люди умирали первыми. Потому что наличие хороших людей (как и волшебников) не предотвратило ни войну (уже вторую, ещё большую), ни того, что теперь Лондон лежал в руинах. Ни той дикой, непонятно, правдивой ли информации о происходившем с заключёнными, что могло являться как ложью ложью, так и правдой. В конце-то концов, хорошие люди со своей заботой и прочим "вечным" ничего не смогли сделать даже с тем, что многовековая защита Британии - Ла-Манш - теперь перестала являться преградой, что оказалось новостью и неожиданным поворотом даже для ослабевших и расслабившихся в своей жалкой слабости магов. Том с самого рождения видел и пережил слишком многое, видел детей пелёнок, аблюдал слишком много плохого, видел как разворачиваются и куда ведут их тупиковые судьбы; видел другую жизнь, полную магии и древности, видел Хогвартс, и теперь имел как субъективные, так и исключительно личное право сравнивать, обрезать и реагировать так, как реагировал. Положение окружающих, их призма и взгляды для подростка не важны: в конце-то концов, каждый из людей запечатан в своём собственном маленьком мире, полном сладострастий, не так ли?

Когда с ним заговорили, Риддлу пришлось выйти из своих рассуждений: не по возрасту и не по надеждам, но к тому настойчиво располагали жизнь и обстоятельства. Он вообще-то не искал ни с кем общения и отчасти ждал магического совершеннолетия, чтобы наконец пользоваться магией как, где и когда посчитает нужным, в то числе чтобы огораживаться от, а пока... Пока пришлось молча повернуться лицом к молодому человеку, что на первый взгляд не сильно-то старше самого Тома. По меркам волшебников, разумеется. Маггл и маггл, всего-то. Ни больше, ни меньше.

- Это место, - проигнорировав вопрос про имя, коли так сложилось, Том решил озадачиться другим. Достаточно резко. - Что стало с его резидентами? - прямой взгляд чёрных, тяжелых, не детских (дело не в том, что "повзрослел, увидев войну" - это не о том, да и Риддл-то её толком не видел, будучи в Хогвартсе большую часть времени; в нём сидело и таилось другое). - Они умерли, кто-то из них?

На самом деле, подросток не знал ответа на этот вопрос (хотя верил, что да, умерли). Как и многого другого. Однако как здорово, если они будут мертвы. Особенно чёртовы воспитатели (спасибо, в какой-то момент решившие оставить Тома в покое, ограничиваясь докторами-мозгоправами). Это оказалось бы... полезно. Для будущего. Чтобы они все умерли.

В Томе теплилась надежда. На то, что они всё-таки умерли. Хорошо бы, чтобы все.
Это бы стало хорошим подарком, что преподнесла ему война. Единственным. Кроме тех зёрен, что она посеяла в мальчишке, самом по себе являвшемся добротной почвой.

Этот человек не был магом, а раз тут находился и сам решил заговорить, то может чего и знает. Хотя разочаровываться ответами - ещё больше, чем  уже разочаровался от увиденного, осевшего мерзостью и осадком де-то в горле - Риддл не намеревался, если честно.

Подпись автора

http://s7.uploads.ru/O2vYl.gif http://s7.uploads.ru/umOyS.gif http://sh.uploads.ru/Alq9J.gif
« Бездушие — это бездумная и безликая бездна.
Юрий Зарожный

+1

5

[nick]IAN TURNER[/nick]

Йен любил, когда у все было имя, все имело название, все – это даже дождевой червь, которого он малышом нашел у своего дома. Он до сих пор понял, что его звали Джек. Другого, которого он нашел через неделю у клумбы, звали Чарли... Друг от друга они ничем не отличались, но он с упорством называл их по именам, когда они поселились в стеклянной банке у него дома.
Но то были черви. Перед ним же стоял человек. Ещё не выросший, не окрепший и не видевший этого мира – в Тернере говорило исключительно ощущение собственного старшинства и важности, – и он имел права не называть своего имени. В сущности, любой на войне имел права его не называть, если его согласные не звучали слишком твердо.
Как хочешь, - мысленно согласился Йен.
Наверное, этот парень – Джек или Чарли, не имело значения – пережил многое, раз стоял здесь, у разрушенного сиротского приюта.
- Это место. Что стало с его резидентами? - вдруг спросил он.
И Йен почувствовал его взгляд. Где-то у затылка будто приложили лёд, и холодные капли – он таял – стекали по позвоночнику. Такое было ощущение. Его глаза... Они были черные, бездонные и высохшие колодцы, в которых на дне, вероятно, можно найти чьи-то останки. Так глубоко! Так темно!
Йен однажды видел такое.
Это случилось через месяц после начала войны. Как и многие, он бродил в поисках пищи и приюта, и в одном из домов... Там были дети, и эти дети выносили все из комнат, ломали и крушили. Они заметили его, и один из них посмотрел в сторону Йена. В тот момент у него не было сомнений: стоит ему подойти на шаг ближе, и они разорвут его толпой, словно стая бродячих псов. Это был взгляд самой жесткости.
Это война, - подумал Йен. Она иногда творит такое с людьми. По всей видимости, сотворила и с этим мальчиком, который не получил ни материнской любви, ни ласки, ни отцовского крепкого плеча. Сейчас, наверное, ему было важно знать, остался ли кто в живых.
- Большинство эвакуировали, как только началась война, - объяснил Тернер. - Думаю, с ними все в порядке... Некоторые из взрослых до сих пор находятся в Лондоне. Ты здесь один? Ты ищешь кого-то конкретного?
Вероятно, надо было дождаться отрицательного ответа на вопрос – Йен был уверен, что иначе быть не может – и отправиться по собственным делам. Однако что-то не отпускало его от мальчика.
Джек или Чарли был не совсем обычным подростком – большинство детей оставались детьми во время войны, а он – нет, – и Йен вдруг подумал, что может ему помочь. Наверное, просто поговорить, пусть сломать его было тяжелее, чем разгрызть зубами скорлупу грецкого ореха.
- Кстати, я Йен Тернер, - представился он, протянув руку.
Отчего-то Йен был уверен, что ответного рукопожатия не последует. Отчего-то он был этому даже рад.

+1


Вы здесь » all things must pass » A DAY IN THE LIFE » 1941-1964 - ДОЛГАЯ СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно